“Прошу тебя, поговори с ним, - умоляла меня приятельница. – Может быть, хоть ты на него подействуешь, меня он вообще не воспринимает, как будто я ему не мать, а чужая. Мне так обидно!”. Речь шла о ее сыне Игоре, мальчишке, которого я знала буквально с пеленок. Такой милый непоседа, а мама в нем души не чаяла. Правда, иногда для того, чтобы унять расшалившегося мальчишку, приходилось прибегать к авторитарным методам. И вот теперь Игорек подрос. Почти на голову выше своей мамы. По вечерам мама себе места не находит от волнения. “Дружит с какими-то “длинноволосыми”, просиживает у них на квартирах, говорит, что слушают музыку, а домой является за полночь. Учителя в школе жалуются. А в последнее время стало табаком от него попахивать”.
Стать другом собственному сыну
Маленькие детки – маленькие бедки, большие дети – сами понимаете… И действительно, в детстве разрешение детских проблем происходило довольно просто – родителям отводилась важная и решающая роль. Ребенок проводит время так, как вы, родители, его организуете. Ему разрешается делать только то, на что вы, родители, дадите добро. Он будет одеваться и стричься так, как вам, родителям, нравится. И это воспринималось ребенком как само собой разумеющееся. Но вдруг наступает такой момент, когда родителям приходится ощутить некоторое отдаление, дистанцию. И оно постепенно и безнадежно растет.
Тринадцатилетний сын спешит вечером на улицу, часами шепчется с кем-то по телефону, на одежду и прическу вообще смотреть не хочется. Замкнутый какой-то, резкий, упрямый. У подростков появляются авторитетные друзья, которые, как правило, родителям абсолютно не нравятся. К ним подросток и спешит, убегая вечером из дому. Спешит к тем, с кем чувствует себя понятым и принятым таким, какой он есть. Спешит в ту компанию, где найдет понимание, общение, почувствует себя самостоятельным. Не находить этого и не испытывать, значит не развиваться, не совершенствоваться, не реализовываться как личность.
Подросток имеет право самостоятельно распределять свое время, выбирать друзей, способы досуга. И это ограничивает родительскую власть. Положение “маменькиного сыночка” начинает подростка раздражать не только потому, что вызывает насмешки сверстников, но и потому, что пробуждает в нем чувство зависимости, с которым подросток борется. Понять проблему подростка – это совместно ее разрешить и пережить, а не критически оценить. Подростку хочется услышать совершенно другие слова, нежели стандартные родительские фразы – “Я так и знала, я же тебя предупреждала”, “Ну разве это проблема, вот у меня…”. Именно поэтому подросток предпочитает общество друзей обществу родителей.
Но не следует забывать, что общество сврстников – это важнейшая среда развития подростка. Во-первых, общение наших детей между собой – очень специфический канал жизненно важной информации. По нему подростки узнают многие необходимые вещи, которые по тем или иным причинам не сообщают взрослые.
Во-вторых, общество сверстников – это школа жизни, где учат навыкам общения, умению подчиняться коллективной дисциплине, но в то же время – иметь свое “я” и свои права.
В-третьих, общество сверстников – это и эмоциональный контакт, при котором удовлетворяется еще одна важная потребность в групповой принадлежности.
А если эта группа сверстников не нравится родителям, что тогда делать – запретить с ними дружить? Нет, и еще раз нет! Каждый запрет – это новый конфликт между родителями и их ребенком, которых, к сожалению, в подростковом возрасте и так хватает.
Надо пойти другим путем – приложить все усилия для того, чтобы у вашего ребенка появились новые друзья – его мама и папа.
Родители могут занять важное место в жизни подростка, наладить с ним психологический контакт. Для этого нужно не так много и не так мало. А именно – постоянное желание понять, почувствовать своего ребенка, принять его точку зрения, пусть неправильную, терпеливо вести разговоры изо дня в день, не срываясь на крик и оскорбления, говорить с ним так, как вы бы хотели, чтобы он говорил с вами.
Посмотрите на себя глазами ребенка и ответьте на вопросы, которые вам помогут в нелегком деле – стать другом своему взрослому ребенку.
Каким меня видит мой сын или дочь?
Чувствует ли он, что я его люблю?
Считает ли он, что я его понимаю?
Есть ли у него основания считать меня справедливым человеком, добрым, отзывчивым?
Нравится ли ему, как я с ним говорю?
Хотел бы я, чтобы меня сейчас воспитывали так, как я его?
Каких тем я избегаю в разговоре с ним?
Чувствует ли он себя одиноким, непонятым?
От чего он страдает, знаю ли я об этих страданиях или даже не догадываюсь?
Есть ли у нас с ним хотя бы одно занятие, которым мы оба занимаемся с удовольствием?
Валерия Кукса, детский психолог 